Шахтёрское счастье: 40 лет спустя

О состоянии Кизеловского угольного бассейна говорят безудержно. Закрытие шахт, повлёкшее экономическую смерть территории, равно как и экологическая катастрофа, сопутствующая остановке добычи, — всё это описано столь многократно, равно как и бесполезно. Не буду сожалеть об экономике. На фоне величия беды людей, живших некогда в «шахтёрском раю», лишь минутной мелочью выглядят не только рождение и кончина специализированного министерства «по делам…», но и полный переход страны на кузбасские угли.

В городе Губахе, в новом и очень со­временном (совершенно без иронии — я в восхищении!) музее Кизеловского угольного бассейна, на небольшой де­ревянной тачке лежат кусочки жир­ного чёрного минерала. Экскурсовод поясняет: это только иллюстрация, «не пермский» уголь! Попросили из пар­тии, привезённой на коксохимический комбинат. Местные предприятия сегод­ня работают на привозном угле. «До­жили…» — более откровенно вздыхает пожилой дядечка на проходной полу­развалившегося то ли транспортного, то ли складского комплекса.

Радостные лица шахтёров сохрани­лись лишь в музейной экспозиции. Ри­сунки на штукатурке в полный рост вы­полнены тем самым углём. Чёрным по белому. На витринах — былые време­на: газетные полосы и фотографии, ре­портажи с открытия Дворцов культуры и больниц, красивые здания и огром­ные горно-шахтные комплексы.

Излюбленная туристами Усьва словно в окружении краснокирпичных стен. Здесь была расположена огромная шахта, выдающая на-гора сотни тысяч тонн угля еже­годно.

Я не впервые в заброшенной части этого посёлка. «Усьва-3» (часть шахты им. 40-летия Октября). Тури­сты бродят среди заваленных штреков и горных обвалов, любуются кирпич­ными развалинами. Каждый раз нахо­жу здесь новые провалы и ручьи — от зелёного до кроваво-красного цве­та. Дно всех местных водоёмов и луж словно заросло кристалликами солей самых разных металлов. Все эти по­токи что весной, что летом текут по склонам всех близлежащих гор.

Всё начиналось, как у людей из дру­гих отраслей народного хозяйства: на перекрестье XVI—XVII веков в Прикамье нашли уголь. Открылась страница при­вычного сюжета. О крепостном кре­стьянине, пострадавшем от излишней скрытности промышленных графов, и личной драме. Гибели и последующем вхождении в историю.

Мог ли скромнейший рудозна­тец Моисей Югов знать, что после его смерти, уже в 1797 году, на берегу кро­шечного Кизеловского пруда начнёт работать первая угольная шахта Ура­ла. Всего через несколько лет подня­тый уголь будет уже измеряться сотня­ми тысяч (!) пудов. Ещё до революции 1917 года к месторождениям начинают прокладывать первые мощные линии электропередачи и водоводы. Широкие дороги мостят речным камнем. Инду­стрия благодаря новым технологиям развивается семимильными шагами.

ТУРИСТЫ БРОДЯТ СРЕДИ ЗАВАЛЕННЫХ ШТРЕКОВ И ГОРНЫХ ОБВАЛОВ, ЛЮБУЮТСЯ КИРПИЧНЫМИ РАЗВАЛИНАМИ

Над подземными проектами рабо­тали крупнейшие иностранные специа­листы. Часть шахт Кизеловского уголь­ного бассейна была спроектирована в довоенное время — немецкой ком­панией "ThyssenKrupp" и американской "Stewart". На смену романтичным доре­волюционным «Илиодор», «Жонес» и «Граф» приходят рациональные и со­ветские имена «Им. Крупской», «Клю­чевская», «Им. 1 Мая».

Впоследствии добыча угля в рай­оне Кизела изменит всю российскую металлургию и энергетику, даст мо­лодому советскому государству сырьё для выплавки металлов, химии, то­пливо для паровозов. В послевоенные годы уже под руководством советских проектировщиков Кизеловский уголь­ный бассейн станет процветающей геологической провинцией. Вслед за рабочим соревнованием и горными специалистами в район придёт поч­ти реальное изобилие. В 1957 году в бассейне работают 36 крупных шахт, оформленных в несколько трестов и объединений. Тяжёлый и опасный шахтёрский труд становится возна­граждаем по самому большому счёту. В Кизеле, Коспашских посёлках, Губахе, Шумихинском массово строит­ся жильё для рабочих и инженеров, возникают новые Дворцы культуры и больницы. Улицы украшены фонтана­ми и скульптурами.

Сегодня сложно представить мас­штабы того времени. Но старожилы рассказывают, что «всё было, как в за­вершении фильма «Волга-Волга»: бело­каменные фасады, лестницы, лепнина и люстры в магазинах со «столбами и капителями». И непременно — элек­трический свет до глубокой ночи из огромных по провинциальным меркам стеклянных окон.

Уже в 1960-е годы специалисты на­чали понимать всю трудность добычи угля в будущем. Всё дело в том, что местные месторождения очень труд­ные, полезная порода здесь «сдавлена», очень крепка. Зачастую комбайн оказывается бессилен. И большую часть работ в забое осуществляли взрывным способом. Да, здесь мало опасного газа метана. Но эту пробле­му с лихвой замещала другая — под­земные воды. Именно приток воды, обусловленный карстом и иными под­земными процессами, привёл к тому, что представляет собой Кизеловский угольный бассейн сегодня. Говорят, что в погоне за социалистическими показателями инженеры и проекти­ровщики 1950—1960-х годов просто наплевали на своё будущее. Вреди­тельская поговорка того времени гла­сила: «Даёшь стране угля, пусть мел­кого, но много».

ИМЕННО ПРИТОК ВОДЫ, ОБУСЛОВЛЕННЫЙ КАРСТОМ И ИНЫМИ ПОДЗЕМНЫМИ ПРОЦЕССАМИ, ПРИВЁЛ К ТОМУ, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ КИЗЕЛОВСКИЙ УГОЛЬНЫЙ БАССЕЙН СЕГОДНЯ

О трудности добычи и тяжести труда лучше всего говорят экспонаты музея. Среди инструментов — огромный бур. Именно им в породе делались отвер­стия, куда потом закладывали взрывчат­ку. Работа среди мелкодисперсной пыли приводила к заболеваниям органов ды­хания у шахтёров. Но экономика не за­мечала массового силикоза рабочих. За новые дома, дороги и клубы, отличное снабжение нужно было платить.

Сама по себе вода не представля­ет опасности для угольной шахты. Её можно откачать насосами. Это дела­лось всю историю, начиная с позапро­шлого века. На шахте №6 «Капиталь­ная», к примеру, в 1955 году работали 15 насосных установок самой разной величины. Риски оказались заложены в минеральном составе шахтных вод, который постепенно растворялся. В ре­зультате под ноги шахтёрам лилась то серная кислота, то растворы марганце­вых, магниевых и железных солей. Все эти кислые воды разрушали машины, механизмы, насосы и трубы.

Советская экономическая наука меж тем старалась не замечать, что цена угля начала возрастать чуть ли не в геометрической прогрессии. Государ­ственный план требовал тысяч тонн, работы металлургических заводов и огромных ГРЭС. Деньги считали вяло и как-то неохотно.

«Лихие» 1990-е годы вместе с при­шедшей перестройкой принесли в нашу жизнь расчётливость и эконо­мический смысл. И этот самый смысл столкнулся с той самой прекрасной социальной сферой, созданной в шах­тёрском раю. Рассказывают, что толь­ко фонд больничных коек на террито­рии Кизеловского угольного бассейна в конце 1980-х годов превышал 1 тыс. мест. В то время население бассейна составляло сотни тысяч человек! Что уж говорить о содержании дворцов и фонтанов с клумбами?

История КУБа начала рушиться не «враз» и не в перестройку. Ещё раньше закрытие шахты привело к появлению «мёртвой Губахи» и заброшенных по­сёлков вокруг. Но именно в конце XX века началось ускоренное умирание всей местной инфраструктуры. Цена угля стала неподъёмной. В 2000—2003 годах закрылась последняя шахта — «Нагорнская».

Однако люди, как бы это ни было цинично, приспосабливаются. Кто-то переехал на «большую землю», получив квартиры по сертификатам. Кто-то за­пойно замер на месте, ожидая чего-то: дети переехали в райцентры, старики коротают век. Заброшенные люди сре­ди заброшенных терриконов шахт.

Злая ирония русского языка: пустая порода соседствует с пустыми домами.

Всё было бы не так печально, если бы не перспектива уже самого ближай­шего будущего. Породы, окружающие шахтные поля, никуда не делись. Каж­дый день и каждый час вода несёт из шахт сотни тонн сложных и опасней­ших соединений — от железа и марган­ца до кадмия и бериллия.

Изливы затопленных шахт уже про­ложили целые «реки», впадающие в Усьву и другие некогда чистейшие водные артерии региона. Огромные массивы лесов словно прорезаны мёртвыми про­секами. Здесь можно было бы снимать сцены апокалипсиса. Но режиссёрам, видимо, страшно.

Экономика и экология могли бы не пострадать. Для этого шахты сле­довало бы законсервировать при за­крытии, сделать возможным исполь­зование в будущем. Необходим был комплекс мероприятий: откачка вод, герметизация входов, системы дре­нажа и вентиляции. Всё это было.

Но всего этого в одночасье не стало. Шахты, эти сложнейшие организмы, оказались предоставлены самим себе и расхитителям. В результате возобно­вить добычу уже не получится никог­да, равно как и предотвратить страш­ный экологический ущерб.

У смерти Кизеловского угольно­го бассейна есть конкретные имена и фамилии. Но вопросов им пока никто почему-то не задаёт.

По иронии судьбы в Усьве сохрани­лась только та самая линия электро­передачи. Странные для сегодняшнего наблюдателя «довоенные» деревянные столбы, идущие через развалины, ру­чьи и потоки. Через шахтные изливы, впадающие в местную речку Рудянку.

Кизеловское будущее неразличимо. Словно радость фотографа и туриста — линия проводов, оно теряется в утрен­нем тумане. Что там, за холмами и тер­риконами заброшенного «шахтёрского счастья»? Никто этого не знает.

Существует проект, позволяющий вести сбор с изливов шахтных вод. Есть проект очистных сооружений, которые способны осуществлять ней­трализацию кислых растворов. На вы­ходе такой переработки получается сухой состав, пригодный для исполь­зования в промышленном и граждан­ском строительстве. Но все эти рабо­ты пока заменены теоретическими разговорами, обсуждениями и иными межведомственными процедурами. Дождётся ли наша природа и жите­ли Кизеловского угольного бассейна окончания этих бесед? Нам неизвест­но. Но хочется верить.